Степь запела, загудела
Разным людям целина представляется по-разному. Сейчас, когда морозы и вешние воды стерли с нее яркие краски, оставив лишь унылые желтый и серый цвета, степь кажется иным однообразной, скучной. Мне, успевшему еще до выезда в поле исходить ее с двухметровым саженем вдоль и поперек, она кажется другой. Я мог бы бродить по ней целыми днями и никогда не скучать. Гляжу на степь — и как интересную книгу читаю. Вон виднеется старый-престарый курган, возвышающийся над серой равниной. Кто и когда погребен в нем? Остатки ли разбитого войска какого-нибудь хана или отважные казаки из отряда покорителя Сибири Ермака?
В другом месте, в Волчьем займище, в высокой и густой траве попался мне на глаза белый, как первый снег, череп человека. Кто был он, этот безвестный человек? Окончил ли здесь свой жизненный путь заблудившийся в буран ямщик, или, подкошенный колчаковской пулей, сложил буйную голову лихой партизанский разведчик?
Но ни на один из этих вопросов степь не отвечает; она спит, надежно храня свои тайны, спит не год и не десять, а века.
И вот наступил час, когда мы должны были нарушить этот покой. Трактористы и прицепщики, забыв на время о всех обидах, которые совсем недавно казались значительными, а теперь мелкими и никчемными, дружно и молча бросились к машинам, волнуясь, завели моторы.
